Какой русский проживет без запретов? С кем же тогда бороться, против чего бунтовать? Так и всяческий смысл жизни потерять можно. Власть во все времена подвергала опале отдельные жанры, авторов, книги. Встречались и откровенно курьезные запреты и особенно экстравагантные цензоры. Что же тайком почитывали наши предки?
Веселые картинки
Предка современного комикса – лубок — запрещали, кажется, во все времена. На то были свои причины: церковники усматривали в нем слишком фамильярное толкование библейских сюжетов, критики презирали за чрезмерную народную любовь, правителей не радовали сатирические сценки и пародии на власть. Например, царь Петр не смог по достоинству оценить лубок, на котором был изображен «кот с красными вытаращенными глазами».
Недостойные изображения было велено запретить. А вот еще случай: увидел как-то один министерский чиновник на базаре лубочную картинку с изображением двух дерущихся мужиков и надписью: «Два дурака дерутся, а третий – смотрит и смеется». Оглядевшись вокруг, спросил «А кто же третий?» На свой риторический вопрос получил краткий ответ. Из-за отсутствия юмора у отдельно взятого гражданина в итоге пострадали все имеющиеся у коробейника картинки, сам продавец, а заодно и вся лубочная литература, начиная с 1812 года.
Скандальные записки
Полная рукопись «Записок Екатерины II» на французском языке была завещана императрицей сыну Павлу, который, впрочем, не захотел обнародовать тайную жизнь государства в первую очередь из-за возможности возникновения толков о его принадлежности к царской династии Романовых. Правда, он дал почитать рукопись своему другу князю Александру Куракину, после чего записками зачитывался весь двор. Позже Николай I попытается конфисковать эти списки и запретит для прочтения «позорный документ» членам своей семьи. Николай вообще не любил Екатерину, считая, что она «опозорила род». Современному читателю записки царицы известны по роману Пикуля «Фаворит».
Испытание для неокрепших умов
Когда речь заходила об обращении с Русской Музой, Набоков отзывался о Николае I как о «убийце» или «шуте». Император жестоко пресекал малейшие проявления вольнодумства. Так, Тургенев был арестован и выслан в деревню только за написание некролога в память о Гоголе. Цензура распространялась не только на отечественных авторов, но и на иноземных. В 1850 году император запретил «Красное и черное» Стендаля. По логике царя главный герой романа Жюльен Сорель, во-первых, страстный поклонник Наполеона, а во-вторых, он одновременно стремится в высшее общество и презирает его, пылая «революционным огнем». Император не был либералом, да и в других либерализм не поощрял. В итоге был вынесен приговор – роман способен оказать «исключительно вредное влияние на неокрепшие умы, впрочем, как и на окрепшие».
Один, как прежде, во вселенной…
Поэма, над которой Лермонтов работал всю жизнь, «Демон» так и не была напечатана при жизни поэта. Впервые «Демон» на русском языке был опубликован в 1856 году тиражом 28 экземпляров. Издание получили члены царской семьи и люди, занимавшие высокие посты. В 1960 году поэма печатается, но с существенными цензурными коррективами. Бедолаги-цензоры места себе не находили: за границей поэма издается, автор классиком признан, а на родине «Демона» публиковать как-то духу не хватает. И вообще, вопрошали они, «на что это деревенскому мальчику, школяру или простолюдину знать «Демона»?
Сказка-ложь, да в ней намек
Сказки всегда привлекали особенное внимание властей. Не избежал участи досконального разбора и выискивания «зловредностей» и «Конек-Горбунок» Ершова. В начале прошлого века историю оскорбительно именовали «лубочной карикатурой» на пушкинские сказки, а автора обвиняли в том, что он слишком «глубоко верует в звезду Ивана-дурака». Чему может научить сказка, в которой все «по царю мерится и по боярам»? Последней каплей, видимо, стал эпизод, в котором народ встречает царя восторженным «ура!». Парадоксально, но в царские времена сказка также подвергалась жесткой цензуре, в первую очередь из-за «неосторожного прикосновения к православной церкви». В 1855 году «Конек-Горбунок» был запрещен к печати из-за того, что во многих шуточных сценах упоминается «имя Божие и употребляется крестное знамение». К слову, в 1832 году был запрещен сборник сказок Даля, а сам автор арестован. Нешуточный скандал разгорелся в советское время и вокруг «Курочки-Рябы».
Буржуазная муть
Идею написания «Крокодила» Чуковскому подсказал Горький, рекомендуя создать что-то подобное «Коньку-Горбунку» Ершова на современный лад. Так родилась сказочная поэма в трех частях, которая была опубликована в Петрограде в 1917 году. Восторженные критические оценки стремительно сменились потоками гнева. Позже Крупская поставит вопрос ребром: «Что вся эта чепуха означает?» В душе вдовы вождя таились неоформленные подозрения, что вся эта история с Крокодилом и мальчиком Ваней имеет какой-то подтекст, но он «так заботливо замаскирован, что угадать его довольно трудно». Вердикт – «Крокодила» советским детям читать не следует, «не потому, что это сказка, а потому что это буржуазная муть». Не радовало цензоров, что поэма «пленяла» детей, вызывала «взрывы смеха и восторженные восклицания». В начале же 20-х годов «Крокодил» был назван одним «из самых сильных орудий социального восстания».
Мещанский хлюпик
Именно так окрестили Зощенко после повести «Перед восходом солнца», посвященной самоанализу. Сам автор сомневался: стоит ли вообще печатать книгу, слишком она получилась интимной и откровенной. Прогнозы оправдались – в журнале «Октябрь» появилась только первая часть книги, издание последующих было запрещено. Повесть наградили титулами «пошлой», «антихудожественной» и «вредной» книги, которая «чужда чувствам и мыслям нашего народа».
Сам Зощенко пытался отстоять произведение, возмущаясь, что большинство едких замечаний отпускали те критики, которые вообще не читали повесть. Впрочем, поток грязи легко можно объяснить. Линию определил Сталин, который обвинил писателя в том, что для него «вся война прошла боком» (повесть дописывалась Зощенко в эвакуации в Алма-Ате в 1942 году). В вину ставилось, что во время разгара войны, Зощенко «не дал ни одной дельной строки». «Ни одного слова ни за, ни против», «пишет всякие небылицы и чепуху» — такие определения последовали в его адрес. Писателя окрестили «мещанским хлюпиком», «проповедником безыдейности» и распространителем «злопыхательских штук».
